Неточные совпадения
Литературная часть обновленного
журнала была дана группой старого «Нового пути», философская и политическая часть нами.
Вы узнаете меня, если вам скажу, что попрежнему хлопочу о
журналах, — по моему настоянию мы составили компанию и получаем теперь кой-какие и политические и
литературные листки. Вы смеетесь моей страсти к газетам и, верно, думаете, что мне все равно, как, бывало, прежде говаривали… Книгами мы не богаты — перечитываю старые; вообще мало занимаюсь, голова пуста. Нужно сильное потрясение, душа жаждет ощущений, все окружающее не пополняет ее, раздаются в ней элегические аккорды…
В своеобразной нашей тюрьме я следил с любовью за постепенным
литературным развитием Пушкина; мы наслаждались всеми его произведениями, являющимися в свет, получая почти все повременные
журналы. В письмах родных и Энгельгардта, умевшего найти меня и за Байкалом, я не раз имел о нем некоторые сведения. Бывший наш директор прислал мне его стихи «19 октября 1827 года...
Живин, например, с первого года выписывал «Отечественные Записки» [«Отечественные записки» — ежемесячный литературно-политический
журнал прогрессивного направления; с 1839 по 1867 год его редактором-издателем был А.А.Краевский.], читал их с начала до конца, знал почти наизусть все статьи Белинского; а Кергель, воспитывавшийся в корпусе, был более наклонен к тогдашней «Библиотеке для чтения» и «Северной Пчеле» [«Северная пчела» — реакционная политическая и
литературная газета, с 1825 года издававшаяся Ф.В.Булгариным и Н.И.Гречем.].
Тем не менее мы усердно следили за тогдашними русскими
журналами, пламенно сочувствовали
литературному движению сороковых годов и в особенности с горячим увлечением относились к статьям критического и полемического содержания.
В.М. Лаврову удалось тогда объединить вокруг нового
журнала лучшие
литературные силы. Прекрасно обставленная редакция, роскошная квартира издателя, где задавались обеды и ужины для сотрудников
журнала, быстро привлекли внимание. В первые годы издания
журнала за обедом у В.М. Лаврова С.А. Юрьев сообщил, что известный художник В.В. Пукирев, картина которого «Неравный брак» только что нашумела, лежит болен и без всяких средств.
Прошло два года. Я вел репортерскую работу, редактировал «
Журнал спорта» по зимам, чуть ли не каждую пятницу выезжал в Петербург на «пятницы К.К. Случевского», где собирались литераторы, издававшие
журнал «Словцо», который составлялся тут же на пятницах, и было много интересных, талантливых людей из
литературного общества столицы, и по осеням уезжал в южнорусские степи на Дон или Кавказ.
В
журнале особый успех имел отдел «
Литературное попурри», где доставалось всем и каждому, не стесняясь положением, дружбой, отношениями.
Я тебе, впрочем, верно опять скоро буду писать, потому что я из лица этой почтенной почтмейстерши задумал сделать
литературный очерк и через тебя пошлю его, чтобы напечатать в самом лучшем
журнале.
В первые годы моей
литературной работы
журналы и газеты очень дорожили этим материалом, который охотно разрешался цензурой. Газета, печатавшая их, даже завела отдел для этого материала под рубрикой «Записки театральной крысы».
В пятидесятых годах он, наконец, сделался известен в
литературных кружках и прослыл там человеком либеральнейшим, так что, при первом же более свободном дыхании литературы, его пригласили к сотрудничеству в лучшие
журналы, и он начал то тут, то там печатать свои критические и памфлетические статьи.
Но напомним при этом читателю, что нас постигло уже два предостережения, тогда как другие
журналы, быть может менее благонамеренные по направлению (
литературные приличия не позволяют нам назвать их), еще не получили ни одного.
Вот какими виршами без рифм дебютировал я на
литературной арене нашей гимназии в 1805 году! Впрочем, я скоро признал эти стихи недостойными моего пера и не поместил их в нашем
журнале 1806 года. Все последующие стихи писал я уже с рифмами; все они не имеют никакого, даже относительного достоинства и не показывают ни малейшего признака стихотворного дарования.
Петр Игнатьевич, даже когда хочет рассмешить меня, рассказывает длинно, обстоятельно, точно защищает диссертацию, с подробным перечислением
литературных источников, которыми он пользовался, стараясь не ошибиться ни в числах, ни в номерах
журналов, ни в именах, причем говорит не просто Пти, а непременно Жан-Жак Пти.
Замечательное событие в журналистике 1827 года было появление «Московского вестника», учено-литературного
журнала, издаваемого г. Погодиным.
Ружейная охота, степная, лесная и болотная, уженье форели всех трех родов (другой рыбы поблизости около меня не было), переписка с московскими друзьями, чтение книг и
журналов и, наконец,
литературные занятия наполняли мои летние и зимние досужные часы, остававшиеся праздными от внутренней, семейной жизни.
Но, кроме
литературных и ученых достоинств, «Московский вестник» был
журнал честный.
Журнал этот имел более ученый характер и, конечно, не заменил «Собеседника» в отношении легкости и живости собственно
литературного содержания.
Но даже если мы оставим в стороне это обстоятельство, то и тогда нельзя не видеть, что образ мыслей и воззрений императрицы не мог не иметь сильного влияния на дух
журнала, издававшегося одним из приближенных к ней лиц и которого большую часть она сама наполняла своими
литературными трудами.
Это дает мне более свободы в моем изложении, позволит подробнее и вернее проследить дух и направление
журнала, оставит более простора соображениям критическим и собственно
литературным.
Автор обратился с жалобою в «Московские ведомости», объявляя, что не признает своею статью, напечатанную в «
Журнале землевладельцев», «потому, что то же мнение он имел честь представить на обсуждение тульского комитета, и потому, что всякое
литературное произведение есть законная собственность сочинителя, подлежащая цензуре, которая или пропускает издание, или без приправок возвращает по принадлежности» («Московские ведомости», № 5, 1859 г.).
У лучших наших
журналов, в которых сосредоточивается вся
литературная деятельность, насчитается до 20 000 подписчиков, столько же будет и у газет (хотя подписчики на
журналы обыкновенно подписываются и на газеты).
С этого же времени начинается и
литературная известность Кольцова. В 1831 г. два или три стихотворения его были напечатаны в одном из тогдашних московских
журналов. Кольцов, до сих пор все еще чрезвычайно мало доверявший себе, увидел в этом как бы ручательство за то, что стихи его могут быть годны, и был от всего сердца рад, что успел попасть в печать. Возвратившись в Воронеж, он уже теперь с большею уверенностью в своих силах стал продолжать свои поэтические труды.
Повести г. Плещеева печатались во всех наших лучших
журналах и были прочитываемы в свое время. Потом о них забывали. Толков и споров повести его никогда не возбуждали ни в публике, ни в
литературной критике: никто их не хвалил особенно, но и не бранил никто. Большею частью повесть прочитывали и оставались довольны; тем дело и кончалось…
Перед этим в нашей литературе всецело господствовал «безобразный поступок» «Века». Все
журналы, все газеты наполнялись этим «безобразным поступком», а одна из них чуть ли даже не открыла специальный отдел для этого «поступка». — «Камень Виногоров… „Век“… madame Толмачева… безобразный поступок „Века“… Виногоров… безобразный» только и слышалось со всех сторон
литературной арены.
Я, например, литератор (это слово произнес он с оттенком горделивого достоинства), ну, занимаюсь
литературным трудом, пописываю статейки там в разных
журналах и получаю, значит, свою плату; другой коробки клеит, третья при типографском деле: каждый свое зарабатывает — и в общий фонд, на общей потребности.
И какое раболепие выказывали эти господа пред барами, бросавшими им подачки: все равно, будь этот барин оракул
литературный или откупщик, давший деньги на издание сатирического
журнала, с тем чтобы его там не задевали. И зато с какою вольнонаемною наглостью накидывались они на всякого, на кого только этим барам угодно было натравить их!
Философско-литературный
журнал.
Не говоря уже о многочисленных представителях слепого, фанатического атеизма, у которых практическое отношение к религии выражается в ненависти к ней (ecrasez Finfame) [«Раздавите гадину!» (фр.) — слова Вольтера по поводу католической церкви.], здесь в первую очередь следует назвать представителей немецкого идеализма Фихте (периода Atheismusstreit) [«Спор об атеизме» (нем.) — так называется
литературный скандал, разразившийся в Иене в 1799 г. по поводу статьи И. Г. Фихте «Об основании нашей веры в божественное управление миром», опубликованной в 1798 г. в редактируемом Фихте «Философском
журнале».
Литературная жилка задрожала. Мне и раньше хотелось какого-нибудь более прочного положения. Службу я — принципиально — устранял из своей карьеры.
Журнал представился мне самым подходящим делом. По выкупу я должен был получить вскоре некоторую сумму и в случае надобности мог, хоть и за плохую цену, освободиться от своей земли.
Как бы я теперь, по прошествии сорока с лишком лет, строго ни обсуждал мое редакторство и все те недочеты, какие во мне значились (как в руководителе большого
журнала —
литературного и политического), я все-таки должен сказать, что я и в настоящий момент скорее желал бы как простой сотрудник видеть во главе
журнала такого молодого, преданного литературе писателя, каким был я.
И когда я, к концу 1864 года попав в тиски, поручил ему главное ведение дела со всеми его дрязгами, хлопотами и неприятностями, чтобы иметь свободу для моей
литературной работы, он сделался моим"alter ego", и в общих чертах его чисто редакционная деятельность не вредила
журналу, но и не могла его особенно поднимать, а в деловом смысле он умел только держаться кое-как на поверхности, не имея сам ни денежных средств, ни личного кредита, ни связей в деловых сферах.
Литературный, то есть писательский, мир лишен был возможности как-нибудь протестовать. Та скандальная перебранка, которой осрамили себя
журналы в 1863 году, не могла, конечно, способствовать единению работников пера.
У меня в
журнале он не приспускал еще себя к
литературной и публицистической критике.
Опять — несколько шагов назад, но тот эмигрант, о котором сейчас пойдет речь, соединяет в своем лице несколько полос моей жизни и столько же периодов русского
литературного и общественного движения. Он так и умер эмигрантом, хотя никогда не был ни опасным бунтарем, ни вожаком партии, ни ярым проповедником «разрывных» идей или издателем
журнала с громкой репутацией.
А беллетристика второй половины 50-х годов очень сильно увлекала меня. Тогда именно я знакомился с новыми вещами Толстого, накидываясь в
журналах и на все, что печатал Тургенев. Тогда даже в корпорации"Рутения"я делал реферат о"Рудине". Такие повести, как"Ася","Первая любовь", а главное,"Дворянское гнездо"и"Накануне", следовали одна за другой и питали во мне все возраставшее чисто
литературное направление.
В
литературном мире у меня было когда-то много знакомого народа, но ни одного настоящего друга или школьного товарища. Из бывших сотрудников"Библиотеки"Лесков очутился в числе кредиторов
журнала, Воскобойников работал в"Московских ведомостях"у Каткова, Эдельсон умер, бывший у меня секретарем товарищ мой Венский практиковал в провинции как врач после довершения своей подготовки на курсах для врачей и получения докторской степени.
Из наших
литературных"тузов", перворазрядных беллетристов или редакторов
журналов и газет, я никого что-то не встречал в первые месяцы выставки — ни Тургенева, ни Достоевского, ни Гончарова, ни Салтыкова.
Такая попытка показывает, что я после гимназической моей беллетристики все-таки мечтал о писательстве; но это не отражалось на моей тогдашней литературности. В первую зиму я читал мало, не следил даже за
журналами так, как делал это в последних двух классах гимназии, не искал между товарищами людей более начитанных, не вел разговоров на чисто
литературные темы. Правда, никто вокруг меня и не поощрял меня к этому.
Студентом в Дерпте, усердно читая все
журналы, я знаком был со всем, что Дружинин написал выдающегося по
литературной критике. Он до сих пор, по-моему, не оценен еще как следует. В эти годы перед самой эпохой реформ Дружинин был самый выдающийся критик художественной беллетристики, с определенным эстетическим credo. И все его ближайшие собраты — Тургенев, Григорович, Боткин, Анненков — держались почти такого же credo. Этого отрицать нельзя.
Но в последние три года, к 1858 году, меня, дерптского студента, стало все сильнее забирать стремление не к научной, а к
литературной работе. Пробуждение нашего общества, новые
журналы, приподнятый интерес к художественному изображению русской жизни, наплыв освобождающих идей во всех смыслах пробудили нечто более трепетное и теплое, чем чистая или прикладная наука.
Имение Обуховка-Дворянское гнездо-Вольная для крепостных-И вот я опять студент-Экзамены на кандидата-Кавелин-Матрикулы-Студенческие волнения-Диссертация и диплом-Столкновение на сцене-Леонидов-Москва всегда мне нравилась-Театральное училище в Москве-Васильева-Садовский-Мой «ребенок»-Щепкин-Я не метил в революционеры-Добролюбов-Человек-червяк! —
Литературные журналы-Достоевский
Скабичевского я видал редко, и хотя он в глазах публики занял уже место присяжного
литературного критика"Отечественных записок", в
журнале он не играл никакой заметной роли, и рядом с ним Михайловский уже выдвинулся как"восходящая звезда"русского философского свободомыслия и революционного духа. Молодежь уже намечала его и тогда в свои вожаки.
Писемский перешел в Москву к Каткову в"Русский вестник"и вскоре уехал из Петербурга. В качестве
литературного критика он отрекомендовал мне москвича, своего приятеля Е.Н.Эдельсона, считавшегося знатоком художественной литературы. Он перевел"Лаокоона"Лессинга и долго писал в московских
журналах и газетах о беллетристике и театре.
Был дом
литературного мецената графа Кушелева-Безбородко, затеявшего незадолго перед тем
журнал"Русское слово".
И мне было в высшей степени интересно послушать о нем, как личности и
литературной величине от его ближайшего коллеги по
журналу, сначала его руководителя, а потом уступившего ему первое место как
литературному критику"Современника".
Был счастливый хмель крупного
литературного успеха. Многие
журналы и газеты отметили повесть заметками и целыми статьями. «Русские ведомости» писали о ней в специальном фельетоне, А. М. Скабичевский в «Новостях» поместил подробную статью. Но самый лестный, самый восторженный из всех отзывов появился — в «Русской мысли». Я отыскал редакционный бланк «Русской мысли» с извещением об отказе напечатать мою повесть и послал его редактору
журнала В. М. Лаврову, приписав под текстом отказа приблизительно следующее...
Оба эти
литературные опыта Суворова были напечатаны в 1755 году в издававшемся при Академии наук первом русском
журнале под заглавием «Ежемесячные сочинения».
После этого, чисто
литературного, дебюта Геркулесов исписал целый ворох бумаги, но, увы, бывших судебных приставов, ценителей изящной литературы не было более в среде редакторов петербургских газет и
журналов, и писания Виктора Сергеевича не предавались тиснению.
Антон Павлович заводил знакомства, входил в
литературную среду, заинтересовался газетами и
журналами, был своим человеком в московских редакциях.